
Моя дочь сейчас - абсолютно взрослая, я родила её, когда сама ещё была ребёнком, в 22 года. Я и сейчас ещё ребёнок, такой же ребёнок, каким была тогда. Сначала я была нормальная хорошая мать, то есть абсолютно в любой момент была готова за неё умереть. Чтобы она хорошо прибавляла в весе и так далее. Но этого не требовалось, и я - абсолютно в любой момент - мечтала подкинуть её моей маме. Кроме раннего утра, когда я в ночной рубашке, заправленной в джинсы, волокла свою невзрослую дочь в детское учреждение. Детский сад находился в соседнем доме, и я планировала быстро скинуть дочь воспитательнице, броситься домой и доспать. А уже вечером, когда волокла свою всё ещё невзрослую дочь обратно, мечтала подкинуть её маме и всерьёз рассматривала вариант - подставить ребёнка под дверь, позвонить и убежать. Что касается причин, я была готова на любое враньё - экзамен, кино, театр, могла даже на голубом глазу сказать маме, что у меня день рождения, а она и забыла… Моя мама тогда тоже ещё была ребёнком, ей было 44 года, и она вовсе не мечтала все вечера проводить с внучкой.
Когда моя дочь стала подростком, моё материнство сильно облегчилось. Она отдельно от меня дружила с моими подругами, сплетничала обо мне с моей мамой, и иногда мне даже удавалось заставить её разделить мои культурные интересы в филармонии, музеях и бутиках "Бенетон" и "Манго". В филармонии она громко спала, в Эрмитаже кричала: "Я тут уже один раз была, и больше мне хватит!", в бутиках мы вырывали друг у друга понравившиеся кофточки. Но преимущество всё же было на моей стороне, и она всегда могла получить в примерочной кабинке кофточкой по зарвавшейся физиономии. Чтобы знала, кто из нас мать, а кто дочь. В смысле - кто мать, тому и кофточка.
Да, по сравнению с младенчеством стало полегче. Но всё же это ещё была не полная свобода, и на мне ещё висел её выбор жизненного пути, мало ли какие у неё могут возникнуть связи с мальчиками и всё такое.
Но и это прошло, и теперь - ура! - у меня полная свобода! Наконец-то мы обе взрослые, моя взрослая я и моя взрослая (замужняя!) дочь. Или обе маленькие, не важно, важно, что мы на равных! Она первая читает мои книжки и даёт очень умные литературные советы. Как настоящий редактор, например, "это у тебя фигня, а вот это супер". Она совершенно как взрослый человек требует откат - часть гонорара, который я получила, используя в книжке её личное остроумие. Как настоящий взрослый человек, она может стащить у меня кольцо и потом уверять, что "оно случайно упало мне в карман". Я грозно спрашиваю: "А шуба, где моя новенькая хорошенькая шуба? Она тоже упала тебе в карман?!" И моя дочь честно отвечает: "Да". В общем, у нас с ней дружба…
Ссоры? Да, конечно. Есть в собственной дочери нечто особенное, что вызывает острое желание вцепиться ей в физиономию. Ни с кем так страстно не поссориться, до донышка, до последних гадостей, как с ней. Но в любом случае отношения у нас равноправные: не то чтобы я взрослая, а она ребёнок - ну уж нет, ни за какие коврижки! Мы или обе взрослые, или обе ребёнки. Свобода, наконец-то у меня полная свобода!
А потом у моей взрослой дочери случилась беда. Я рассказываю правду и только правду, но, какая именно беда, не могу сказать. Не со здоровьем, слава Богу. Просто ужасная, неожиданная беда. Которая сбила с ног мою взрослую дочь, мою маленькую девочку. И вдруг, мгновенно, она снова стала моим ребёночком, моим младенцем, и я опять была готова умереть каждую минуту, только бы она не страдала так. Я вспомнила, как она в три года забыла в такси одну особенную куклу и плакала, словно в мире уже никогда не будет счастья. Я тогда обошла весь город Ленинград, нашла точно такую же куклу и обменяла эту куклу на свои новые джинсы (200 рублей, зарплата инженера, куплены у спекулянтов). И теперь ей плохо, моей маленькой девочке, и каждую ночь - много ночей - у меня так ныло сердце, как будто рядом жалобно плачет младенец, а я ничем не могу помочь, не могу накормить, не могу купить куклу и обменять на джинсы тоже не могу…
Вот тебе и взрослая дочь. Вот тебе и у неё своя жизнь, дружба, сотрудничество, и мы обе взрослые. Вот тебе и свобода. Оказалось, всё то же. Оказалось, никакая не свобода. Моя взрослая дочь - мой младенец навсегда.
А как только всё стало нормально, мы опять обе взрослые или обе ещё маленькие.
Текст: Елена Колина
Источник: журнал "Всегда Женщина"