Любимые стихотворения

[Alexandra]

Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз — вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвертый класс — то есть почти что старый. Шорты с футболкой — простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара — листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька — он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче — ни то, ни это. Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге — и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста, жизнь моя — с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. «Двадцать один», — бормочу сквозь сон. «Сорок», — смеется время. Сорок — и первая седина, сорок один — в больницу. Двадцать один — я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь — на десятом. Десять — кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь — на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.

Аля Кудряшева (izubr), 2007

[Alexandra]

Она вошла, совсем седая,
Устало села у огня,
И вдруг сказала «Я не знаю,
За что ты мучаешь меня.

Ведь я же молода, красива,
И жить хочу, хочу любить.
А ты меня смиряешь силой
И избиваешь до крови.

Велишь молчать? И я молчу,
Велишь мне жить, любовь гоня?
Я больше не могу, устала.
За что ты мучаешь меня?

Ведь ты же любишь, любишь, любишь,
Любовью сердце занозя,
Нельзя судить, любовь не судят.
Нельзя? Оставь свои „нельзя“.

Отбрось своих запретов кучу,
Cейчас, хоть в шутку согреши:
Себя бессонницей не мучай,
Сходи с ума, стихи пиши.

Или в любви признайся, что ли,
А если чувство не в чести,
Ты отпусти меня на волю,
Не убивай, а отпусти».

И женщина, почти рыдая,
Седые пряди уроня, твердила:
«Я не знаю, за что ты мучаешь меня?».
Он онемел.

В привычный сумрак
Вдруг эта буря ворвалась.
Врасплох, и некогда подумать:
«Простите, я не знаю Вас.

Не я надел на Вас оковы»
И вдруг спросил едва дыша:
«Как Вас зовут? Скажите, кто Вы?»
Она в ответ: «Твоя Душа».

Э. Асадов

[Ёшкина кошка]

Мне, пожалуй, эспрессо двойной:
вместо сахара — капельку Счастья,
пару гранул Добра и Участья,
и Любви мне — пол капли — земной.
И Заботы — на кончике ложки,
и песчиночку Сказки с обложки,
с той, что в детстве мне мама читала…
Что Вы ждёте? Я - всё!… Заказала!

[Ёшкина кошка]

-А когда ты скажешь: "Как долго я тебя ждал"
Эти годы тянулись словно "тысячу лет"
Я таких как ты никогда еще не встречал
Это больше похоже на сон, вымысел, бред.

И откуда ты здесь, поселилась в мыслях, снах
Не оставив места прочим...и мыслям другим
Где-то там в глубине скребется, как кошка - страх
Мне так страшно, что я тобой не буду любим...

Перестану искать, добившись новых вершин
И высот, что приводит нас к новой мечте
-Я отвечу: "Ты самый лучший из всех мужчин",
Тех, что знала и могут быть еще на земле...

Нахимова Виктория

[Alexandra]

Говоришь сам себе, что прошла зима,
пережил то, что смог; что не смог, — оставил
так, как есть; не сошел до конца с ума,
закалился в процессе не хуже стали,
вышел в мир, осмотрелся, раскрыл ладонь -
подкормить голубей у седой скамейки,
рассказал им, что свил сам с собой гнездо
там, внутри, где прописан до самой смерти,
рассказал им, что видел плохие сны,
что на кухне пригрелся у батареи,
но зимы не растопишь ничем земным,
а земное в тебе, говоришь, стареет...
рассказал бы еще, но в ушах свистит,
и карман обмелел, и ладонь пустая...
иногда для того, чтобы всех простить,
одного воскресения не хватает.

Ася Анистратенко, 2007

[Natallia]

Извечный спор до хрипоты.
Вся жизнь – спектакль, идет премьера.
Герои пьесы – я и ты,
И суетятся костюмеры,
И декоратор жжет мосты.
Полувсерьез, полушутя,
В плену игры и без дублера
На сцене только ты и я –
Без грима, света, режиссера
Играем, публику дразня.
В спектакле этом мы – шуты.
Ты – царь, а я – императрица.
Я в жизни – дрянь. Ответь, кто ты?
Из пьесы вырвана страница,
Из жизни – целые листы.

[alena-gella]

[Natallia]

Торопитесь любить, время впрок запасти не удастся,
Торопитесь друг друга беречь, ведь потерь не вернуть,
Не ленитесь сказать о любви, ведь и так может статься,
Что когда-то придется одним продолжать этот путь.

Не спешите винить, не спешите обидеть упреком,
Те слова тяжелы, не пришлось бы просить их назад,
А любая ошибка, потом обернется уроком,
Лучше время найдите,чтоб доброе что-то сказать.

Не забудьте, что жизнь коротка, а минуты - бесценны,
Что в песочных часах золотой убегает песок,
Не забудьте, что даже кумиры уходят со сцены,
И родным, и любимым, и нужным назначен свой срок.

Есть"сейчас". Загляните в глаза и проникните в душу,
Если сердце тревожит печаль - дайте волю слезам,
Научитесь прощать, понимать и внимательно слушать,
Торопитесь любить, чтоб когда-нибудь не опоздать

Автор Надежда Могер

[Татьяна Федорова]

женщины

Уля Каприз

есть женщины с глазами диких птиц
с глазами вышивающих монахинь
с глазами медитирующих жриц
с глазами шлюх приговоренных к плахе

есть женщины с глазами цвета роз
оборванных в ненайденных эдемах
в глазах - закаты тысяч папирос
и просто вариации на тему

есть женщины с глазами, что кричат
есть с очень молчаливыми глазами
с глазами, не берущими назад
с глазами сами-в-пол-пред-образами

есть женщины с бессоницами глаз
в них стонет вся вселенная, ревнуя
а есть еще - прекрасней в сотни раз...

...но ты нашел себе меня -
такую

[Natallia]

Не постареет женщина пока
есть тот, кто поцелует все морщинки,
и с нежностью нежданные слезинки…
И локон, поседевший, у виска…

Не постареет, если кто-то ещё ждёт
её улыбки, словно солнечного света…
Пока душой любви она согрета…
Тогда и время замедляет ход...