Любимые стихотворения

[Holly]

Николай Асеев

Я не могу без тебя жить!
Мне и в дожди без тебя – сушь,
Мне и в жару без тебя – стыть.
Мне без тебя и Москва – глушь.

Мне без тебя каждый час – с год;
Если бы время мельчить, дробя!
Мне даже синий небесный свод
Кажется каменным без тебя.

Я ничего не хочу знать –
Бедность друзей, верность врагов,
Я ничего не хочу ждать.
Кроме твоих драгоценных шагов.

[anamamba]

В роддоме плачущая мать, На вид совсем ещё девчонка, Кричала: "Я не буду брать, Хочу оставить здесь ребёнка. Я всё равно одна уйду. Ну что вы от меня хотите? К родителям я не пойду, Отец убьёт меня, поймите!" Она то плакала навзрыд, То вдруг на всех кричать пыталась, И криком прикрывая стыд, С ребёнком навсегда прощалась. Я был свидетелем случайным. Жену в больнице навещал. А тот конфликт необычайный Хорошего не обещал. Когда она за дверь шагнув, Уйти пыталась от ребёнка, Я крикнул руку протянув: "Постой, безумная девчонка! Остановись, возьми дитя, Подумай что ты совершаешь? На миг свободу обретя - Покой, навеки потеряешь. Тебе сегодня тяжело, Ты жизненной свободы хочешь. И протестуешь всем назло, А что ребёнку ты пророчишь? Пророчишь серый детский дом, И жизнь,как в старой жуткой сказке, Ты убиваешь душу в нём, Навек лишив любви и ласки". Она как будто замерла. Немного молча постояла Обратно в кабинет вошла И словно клятву повторяла: "Прости, мой миленький, прости. Прости кровиночка родная, Что мамка подлая такая, Хотела от тебя уйти". И, оглянувшись на меня, С какой-то новой, доброй силой, Взяла на руки малыша - И стала женственной и милой. И я поверить захотел В её намеренья благие, Ведь женщин не таков удел - Бросать детей. Они - другие. Они готовы жизнь отдать За жизнь детей, за их улыбки. Святое это слово мать. И ей нельзя творить ошибки. Их очень мало на земле, Тех женщин, что детей бросают. Затем всю жизнь живут во зле И с этим грузом умирают. Я заклинаю матерей, И всех отцов я заклинаю: Не смейте оставлять детей! - Их слёзы камень прожигают!

[Natallia]

Мне, если честно, наплевать на ком ты спишь
И уж тем более - кого ты возбуждаешь
Лишь только знать бы для чего ты мне звонишь?
И для чего меня ты с нею обсуждаешь?

Она меня сегодня утром набрала
Пыталась с гордостью признаться, что вы спали
В тот самый год, когда тобою я жила
И сквозь обманы продолжала ждать ночами

Я ей спокойно попыталась объяснить
Что, как она - твоих бл*дей еще четыре
И если каждая из них начнет звонить
Разочаруюсь я в древнейшей женской силе

Она грубила мне - потом сказала строго
Чтоб я оставила тебя в её покое
Я назвала её несчастной и убогой
И рассказала, что пол года мы уж в ссоре

Она мне дерзко: "он вчера тебе писал
Сегодня ночью он назвал меня Марина"
Я ей спокойно: ну а я при чем, мадам?
И, кстати как тебя зовут? Наташа? Лина?

Она представилась и я её узнала
Ты до меня еще смотрел на неё голой
Я положила трубку, мысленно послала
И успокоила себя прохладной колой

Пришла в постель свою, невольно улыбнулась
Меня другой обнял, другой давно целует
Безумно счастлива, что всё так обернулось
И как мне жаль тех, кто тебя еще ревнует

[Natallia]

Ты прав...
Я сломалась...
Сломалась как спичка.
Как ветка рябины. Как ножка у стула.
Тихоней была, а сейчас - истеричка.
Груз времени давит, мне плечи сутуля.

Замучила ревность и нервные срывы
/Шалавы гнездятся в любую погоду/,
Ведь ты не гурман...Сколько яблок червивых
Тебе на халяву мерещились медом?

Уставшая очень...Замучена бытом,
Как белка кручусь в колесе до упаду...
И помощи ноль, и тобой позабыта...
Ты мне ни улыбки, ни нежного взгляда...

Мой поезд давно стал товарным нескорым...
Напиться бы с горя...А пью - не хмелею...
.......................................
Не нравится, милый? Что смотришь с укором?
У каждого, знаешь, своя Галатея...

[Кати]

«Баллада о ненависти и любви» Э.Асадов

I

Метель ревет, как седой исполин,
Вторые сутки не утихая,
Ревет, как пятьсот самолетных турбин,
И нет ей, проклятой, конца и края!

Пляшет огромным белым костром,
Глушит моторы и гасит фары.
В замяти снежной аэродром,
Служебные здания и ангары.

В прокуренной комнате тусклый свет,
Вторые сутки не спит радист.
Он ловит, он слушает треск и свист,
Все ждут напряженно: жив или нет?

Радист кивает: — Пока еще да,
Но боль ему не дает распрямиться.
А он еще шутит: «Мол, вот беда
Левая плоскость моя никуда!
Скорее всего перелом ключицы…»

Где-то буран, ни огня, ни звезды
Над местом аварии самолета.
Лишь снег заметает обломков следы
Да замерзающего пилота.

Ищут тракторы день и ночь,
Да только впустую. До слез обидно.
Разве найти тут, разве помочь -
Руки в полуметре от фар не видно?

А он понимает, а он и не ждет,
Лежа в ложбинке, что станет гробом.
Трактор если даже придет,
То все равно в двух шагах пройдет
И не заметит его под сугробом.

Сейчас любая зазря операция.
И все-таки жизнь покуда слышна.
Слышна ведь его портативная рация
Чудом каким-то, но спасена.

Встать бы, но боль обжигает бок,
Теплой крови полон сапог,
Она, остывая, смерзается в лед,
Снег набивается в нос и рот.

Что перебито? Понять нельзя.
Но только не двинуться, не шагнуть!
Вот и окончен, видать, твой путь!
А где-то сынишка, жена, друзья…

Где-то комната, свет, тепло…
Не надо об этом! В глазах темнеет…
Снегом, наверно, на метр замело.
Тело сонливо деревенеет…

А в шлемофоне звучат слова:
- Алло! Ты слышишь? Держись, дружище -
Тупо кружится голова…
- Алло! Мужайся! Тебя разыщут!..

Мужайся? Да что он, пацан или трус?!
В каких ведь бывал переделках грозных.
- Спасибо… Вас понял… Пока держусь! -
А про себя добавляет: «Боюсь,
Что будет все, кажется, слишком поздно…»

Совсем чугунная голова.
Кончаются в рации батареи.
Их хватит еще на час или два.
Как бревна руки… спина немеет…

- Алло!- это, кажется, генерал.-
Держитесь, родной, вас найдут, откопают…-
Странно: слова звенят, как кристалл,
Бьются, стучат, как в броню металл,
А в мозг остывший почти не влетают…

Чтоб стать вдруг счастливейшим на земле,
Как мало, наверное, необходимо:
Замерзнув вконец, оказаться в тепле,
Где доброе слово да чай на столе,
Спирта глоток да затяжка дыма…

Опять в шлемофоне шуршит тишина.
Потом сквозь метельное завыванье:
- Алло! Здесь в рубке твоя жена!
Сейчас ты услышишь ее. Вниманье!

С минуту гуденье тугой волны,
Какие-то шорохи, трески, писки,
И вдруг далекий голос жены,
До боли знакомый, до жути близкий!

- Не знаю, что делать и что сказать.
Милый, ты сам ведь отлично знаешь,
Что, если даже совсем замерзаешь,
Надо выдержать, устоять!

Хорошая, светлая, дорогая!
Ну как объяснить ей в конце концов,
Что он не нарочно же здесь погибает,
Что боль даже слабо вздохнуть мешает
И правде надо смотреть в лицо.

- Послушай! Синоптики дали ответ:
Буран окончится через сутки.
Продержишься? Да?
- К сожалению, нет…
- Как нет? Да ты не в своем рассудке!

Увы, все глуше звучат слова.
Развязка, вот она — как ни тяжко.
Живет еще только одна голова,
А тело — остывшая деревяшка.

А голос кричит: — Ты слышишь, ты слышишь?!
Держись! Часов через пять рассвет.
Ведь ты же живешь еще! Ты же дышишь?!
Ну есть ли хоть шанс?
- К сожалению, нет…

Ни звука. Молчанье. Наверно, плачет.
Как трудно последний привет послать!
И вдруг: — Раз так, я должна сказать! -
Голос резкий, нельзя узнать.
Странно. Что это может значить?

- Поверь, мне горько тебе говорить.
Еще вчера я б от страха скрыла.
Но раз ты сказал, что тебе не дожить,
То лучше, чтоб после себя не корить,
Сказать тебе коротко все, что было.

Знай же, что я дрянная жена
И стою любого худого слова.
Я вот уже год тебе не верна
И вот уже год, как люблю другого!

О, как я страдала, встречая пламя
Твоих горячих восточных глаз. -
Он молча слушал ее рассказ,
Слушал, может, последний раз,
Сухую былинку зажав зубами.

- Вот так целый год я лгала, скрывала,
Но это от страха, а не со зла.
- Скажи мне имя!..-
Она помолчала,
Потом, как ударив, имя сказала,
Лучшего друга его назвала!

Затем добавила торопливо:
- Мы улетаем на днях на юг.
Здесь трудно нам было бы жить счастливо.
Быть может, все это не так красиво,
Но он не совсем уж бесчестный друг.

Он просто не смел бы, не мог, как и я,
Выдержать, встретясь с твоими глазами.
За сына не бойся. Он едет с нами.
Теперь все заново: жизнь и семья.

Прости. Не ко времени эти слова.
Но больше не будет иного времени. -
Он слушает молча. Горит голова…
И словно бы молот стучит по темени…

- Как жаль, что тебе ничем не поможешь!
Судьба перепутала все пути.
Прощай! Не сердись и прости, если можешь!
За подлость и радость мою прости!

Полгода прошло или полчаса?
Наверно, кончились батареи.
Все дальше, все тише шумы… голоса…
Лишь сердце стучит все сильней и сильнее!

Оно грохочет и бьет в виски!
Оно полыхает огнем и ядом.
Оно разрывается на куски!
Что больше в нем: ярости или тоски?
Взвешивать поздно, да и не надо!

Обида волной заливает кровь.
Перед глазами сплошной туман.
Где дружба на свете и где любовь?
Их нету! И ветер как эхо вновь:
Их нету! Все подлость и все обман!

Ему в снегу суждено подыхать,
Как псу, коченея под стоны вьюги,
Чтоб два предателя там, на юге,
Со смехом бутылку открыв на досуге,
Могли поминки по нем справлять?!

Они совсем затиранят мальца
И будут усердствовать до конца,
Чтоб вбить ему в голову имя другого
И вырвать из памяти имя отца!

И все-таки светлая вера дана
Душонке трехлетнего пацана.
Сын слушает гул самолетов и ждет.
А он замерзает, а он не придет!

Сердце грохочет, стучит в виски,
Взведенное, словно курок нагана.
От нежности, ярости и тоски
Оно разрывается на куски.
А все-таки рано сдаваться, рано!

Эх, силы! Откуда вас взять, откуда?
Но тут ведь на карту не жизнь, а честь!
Чудо? Вы скажете, нужно чудо?
Так пусть же! Считайте, что чудо есть!

Надо любою ценой подняться
И всем существом, устремясь вперед,
Грудью от мерзлой земли оторваться,
Как самолет, что не хочет сдаваться,
А сбитый, снова идет на взлет!

Боль подступает такая, что кажется,
Замертво рухнешь назад, ничком!
И все-таки он, хрипя, поднимается.
Чудо, как видите, совершается!
Впрочем, о чуде потом, потом…

Швыряет буран ледяную соль,
Но тело горит, будто жарким летом,
Сердце колотится в горле где-то,
Багровая ярость да черная боль!

Вдали сквозь дикую карусель
Глаза мальчишки, что верно ждут,
Они большие, во всю метель,
Они, как компас, его ведут!

- Не выйдет! Неправда, не пропаду! -
Он жив. Он двигается, ползет!
Встает, качается на ходу,
Падает снова и вновь встает…

II

К полудню буран захирел и сдал.
Упал и рассыпался вдруг на части.
Упал, будто срезанный наповал,
Выпустив солнце из белой пасти.

Он сдал, в предчувствии скорой весны,
Оставив после ночной операции
На чахлых кустах клочки седины,
Как белые флаги капитуляции.

Идет на бреющем вертолет,
Ломая безмолвие тишины.
Шестой разворот, седьмой разворот,
Он ищет… ищет… и вот, и вот -
Темная точка средь белизны!

Скорее! От рева земля тряслась.
Скорее! Ну что там: зверь? Человек?
Точка качнулась, приподнялась
И рухнула снова в глубокий снег…

Все ближе, все ниже… Довольно! Стоп!
Ровно и плавно гудят машины.
И первой без лесенки прямо в сугроб
Метнулась женщина из кабины!

Припала к мужу: — Ты жив, ты жив!
Я знала… Все будет так, не иначе!..-
И, шею бережно обхватив,
Что-то шептала, смеясь и плача.

Дрожа, целовала, как в полусне,
Замерзшие руки, лицо и губы.
А он еле слышно, с трудом, сквозь зубы:
- Не смей… ты сама же сказала мне..

- Молчи! Не надо! Все бред, все бред!
Какой же меркой меня ты мерил?
Как мог ты верить?! А впрочем, нет,
Какое счастье, что ты поверил!

Я знала, я знала характер твой!
Все рушилось, гибло… хоть вой, хоть реви!
И нужен был шанс, последний, любой!
А ненависть может гореть порой
Даже сильней любви!

И вот, говорю, а сама трясусь,
Играю какого-то подлеца.
И все боюсь, что сейчас сорвусь,
Что-нибудь выкрикну, разревусь,
Не выдержав до конца!

Прости же за горечь, любимый мой!
Всю жизнь за один, за один твой взгляд,
Да я, как дура, пойду за тобой,
Хоть к черту! Хоть в пекло! Хоть в самый ад!

И были такими глаза ее,
Глаза, что любили и тосковали,
Таким они светом сейчас сияли,
Что он посмотрел в них и понял все!

И, полузамерзший, полуживой,
Он стал вдруг счастливейшим на планете.
Ненависть, как ни сильна порой,
Не самая сильная вещь на свете!

[Ангел В Кедах]

ПРОСТИ!
Душа расхандрилась и вечером в среду
Слегла. На скрипучей тахте
Тайком прикорнула под стареньким пледом:
В углу, в тишине, в темноте.

И вроде не так уж слаба по природе —
Вдруг сжалась в комок и дрожит.
А мы лишь стоим и руками разводим:
— Чем души болеют, скажи?

Что стало с тобою, какая причина
Лишила покоя и сил?
Ведь душам неведомы корь и ангины…
Не грипп же тебя подкосил?

Стоим — на страдания тонкой натуры
Глядим в приоткрытую дверь:
Коль ей не помогут врачи и микстуры,
Так что же нам делать теперь?

На цыпочках ходим, и даже (как мило!)
Приносим заботливо чай.
Внезапно кого-то из нас осенило:
— Ведь я на неё накричал!

Она и слегла после ссоры вчерашней
И больше с тех пор не встаёт.
Наверное, словом обидным и страшным
Я сильно поранил её…

Как быть нам сейчас? Подскажи бестолковым…
Что сделать? Чего принести?
Вздохнула душа: — Мне достаточно слова.
Короткого слова ПРОСТИ!

[Конфеткаа]

В роддоме плачущая мать, На вид совсем ещё девчонка, Кричала: "Я не буду брать, Хочу оставить здесь ребёнка. Я всё равно одна уйду. Ну что вы от меня хотите? К родителям я не пойду, Отец убьёт меня, поймите!" Она то плакала навзрыд, То вдруг на всех кричать пыталась, И криком прикрывая стыд, С ребёнком навсегда прощалась. Я был свидетелем случайным. Жену в больнице навещал. А тот конфликт необычайный Хорошего не обещал. Когда она за дверь шагнув, Уйти пыталась от ребёнка, Я крикнул руку протянув: "Постой, безумная девчонка! Остановись, возьми дитя, Подумай что ты совершаешь? На миг свободу обретя - Покой, навеки потеряешь. Тебе сегодня тяжело, Ты жизненной свободы хочешь. И протестуешь всем назло, А что ребёнку ты пророчишь? Пророчишь серый детский дом, И жизнь,как в старой жуткой сказке, Ты убиваешь душу в нём, Навек лишив любви и ласки". Она как будто замерла. Немного молча постояла Обратно в кабинет вошла И словно клятву повторяла: "Прости, мой миленький, прости. Прости кровиночка родная, Что мамка подлая такая, Хотела от тебя уйти". И, оглянувшись на меня, С какой-то новой, доброй силой, Взяла на руки малыша - И стала женственной и милой. И я поверить захотел В её намеренья благие, Ведь женщин не таков удел - Бросать детей. Они - другие. Они готовы жизнь отдать За жизнь детей, за их улыбки. Святое это слово мать. И ей нельзя творить ошибки. Их очень мало на земле, Тех женщин, что детей бросают. Затем всю жизнь живут во зле И с этим грузом умирают. Я заклинаю матерей, И всех отцов я заклинаю: Не смейте оставлять детей! - Их слёзы камень прожигают!

Аня, спасибо! Аж до слёз пробирает...

[Holly]

Цените тех, с кем маска – ни к чему
Кому открыться можно нараспашку
Кто говорит «Всегда тебя приму.»
И принимает сердцем, не в натяжку

Цените тех, чьи руки теплотой
Согреют вас, когда на сердце вьюга
Кто дорог вам душевной красотой
Кто смотрит на проблемы без испуга

Цените тех, кто вас не проклинал
Когда в беде другие осуждали
Кто тихо руку помощи подал
Пока другие громко обещали

Цените тех, кто вам на боль в ответ
Достойно промолчал не злобным взглядом
И тех, в ком никогда притворства нет
Забудьте тех, кого ценить не надо

Мы все бываем в чём-то не правы
У всех была и радость и тревога
Пусть ценят вас, как цените и вы
Людей, что в вашу жизнь пришли от Бога.

[Ангел В Кедах]

Пёс на цепи у дома на улице дачной.
Хозяева наезжают кормить, да, увы, не часто.
Напротив жил кот - рыжая бестия, бог чердачный.
В желудке его всегда: то мышА, то «частик»
Консервы, сосиски, лягушки, кусочки сыра.
Что сам раздобудет, что соберёт по миру -
Маленькому мирку своего посёлка.

А пёс голодал и глазами врастал в просёлок,
Который виден из будки. Цепь недлиннА, да тяжесть
Становится с каждым днём её ощутима.
Пройдёт по двору кружок и обратно ляжет
Собака, которая думает, что любима.
Всё ждёт, не кормёжки, да что вы, такая мелочь…
А мордой устало ткнуться в ладонь хозяйке.
Но без еды, хоть плачь, нападает немочь
На стойкую смесь кровей дворняги и лайки.

Бог чердаков, князь заборов и попрошайка
Спустился вниз. На исходе второй недели
И в миску врага по крови, дворняги Лаки
Кусок пирога волок на двоих, чтоб ели.

Мне говорили : «Рай для людей, там тесно.
Мол, животным - «на радугу» и не пропустят дальше».
А я бы для этих двоих отмолила место
Вместо себя. За отсутствие зла и фальши.

[Ангел В Кедах]

Кто сказал, что я рад моей вольной судьбе?
Я не нужен.. ни ей, ни ему, ни тебе...
Если даже кто и погладит кота,
в дом к себе не возьмёт - видно морда не та.
Раньше я так старался, я песенки пел,
Я на ручки просился, в глаза всем смотрел,
но теперь я почти уже прожил свой век
и я больше не верю в тебя, ЧЕЛОВЕК..
Человек, у которого в сердце цветы,
у которого в доме мурлычут коты,
У которого в сумке кошачья еда ,
и который в свой дом позовёт навсегда.
Человек , для которого хочется жить,
все печали забыть и обиды простить,
но, увы, я почти уже прожил свой век
до меня не дошёл мой РОДНОЙ Человек.
Очень скоро зима, и придут холода,
навсегда спать уложат бродягу -кота...
Так закончится жизнь - кошек короток век!
Прочитай, и забудь про меня, человек.....